| ||
 | ||
|
|
Запреты и ересь
_____________________________________________________________________________ Прот-тер Николай Афанасьев Прот. Александр Шмеман Св. Иоанн Кронштадскиц Св. Серафим Саровский _____________________________________________________________________________ ______________________________________________________________________________ «В IV веке церковная власть в лице соборов пыталась преодолеть отсутствие ревности у христиан в связи с их участием в Евхаристии, а в XII или XIII веке она не только отказалась от этого, но узаконила то, что решительно осуждалось. Более того, школьное богословие, как мы видели, пытается богословски обосновать не соответствующую церковным правилам практику. В чем здесь дело? Лежит ли вина только на самих членах Церкви, которые потеряли необходимую ревность? Если бы это было так, то ни к чему было богословски оправдывать практику, которая осуждалась в свое время. Ответ лежит в самой постановке вопроса. Мы говорим о частом или редком причащении, тогда как раньше вопрос ставился об участии или неучастии в Евхаристии. К этому участию мы призваны, и мы не можем участие в Евхаристическом собрании заменить присутствием на нем. Несомненно, что в IV веке наступает некоторое охлаждение в стремлении принять участие в Евхаристическом собрании. Огромные массы населения Римской империи, хлынувшие в Церковь, стали только по имени христианами. Ожидать особой ревности от них не приходилось. Они внесли в Церковь свое языческое сознание, от которого они и не отказывались. Все это хорошо известно, и все это верно, но помимо этого сама литургическая практика способствовала охлаждению ревности христиан к участию в Евхаристическом собрании. Вальсамон выразил общее сознание своей эпохи, когда утверждал, как мы видели, что невозможно принуждать верующих причащаться всякий раз, когда они приходят на литургию. Понадобилось все искусство известного комментатора 9-го Апостольского правила и 2-го правила Антиохийского собора Вальсамона (XII век), чтобы истолковать глагол «пребывать» или «оставаться до конца» в смысле «присутствовать» (и тем самым вносит в церковную жизнь «оправдывающий характер» беззакония связанного с нарушением канонического уклада Церкви). Неудивительно, что после толкований Вальсамона церковная власть перестала защищать старую практику. В результате на литургии появилась вторая группа «верных», которая только присутствовала на Евхаристии, не подвергаясь за это отлучению. Затем алтарь отделяется от верующих иконостасом, который скрывает от них совершении Евхаристии. Евхаристия становится великой мистерией но не в новозаветном смысле, а почти что в эллинистическом. «Я от Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был взял хлеб и возблагодарив, преломил и сказал...» (1 Кор. 11:2З-24), но все это оказалось закрытым от верных. Великая тайна совершается в алтаре, но верные в совершении ее не имеют участия. На их долю осталось только причастие. Для мирян оно отделилось в отдельный сакраментальный акт. Как таковой, он не связан с делом Церкви или служением народа. Евхаристия совершается теми, кто получил возможность через посвящение ее совершать. При таком понимании причащения как индивидуального сакраментального акта естественно возникает вопрос, как часто можно его повторять, т. к. он обусловлен личным состоянием того, кто его принимает. Это, в свою очередь, ставит вопрос о подготовленности или неподготовленности, о достоинстве или недостоинстве приступающего ко Св. Дарам. Как дело Церкви, объединяющее всех, и совершающееся народом, собранным со своим предстоятелем, Евхаристия исключает постановку такого вопроса. «Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете доколе Он приидет» (1 Кор. 11.26). Самым грозным обвинением в расцерковлении нашей церковной жизни является совершение «Трапезы Господней» в пустом храме без ее участников. Мы не знаем, как сложится история: найдет ли веру Господь, когда придет? Местная церковь может сократиться до трех или двух ее членов, но она останется Церковью Божьей во всей ее полноте. Ее Евхаристическое собрание будет «Трапезой Господней», на которой будет собран весь народ Божий. Эти двое или трое будут «свидетелями Христовыми» на земле. Если это произойдет, то в этом будет трагизм человеческой истории. Когда ни будь мы поймем, что наш величайший грех заключается в том, что Евхаристическое собрание происходит действительно в пустом храме, когда верные на возглас «приступите» отвечают безмолвием. В этом безмолвии есть нечто мистически страшное. «Се, стою у дверей и стучу Если кто услышит голос Мой, и отворит дверь, пойду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мной» (Откр. 3:20). Но мы отказываемся от Его трапезы и остаемся безмолвными на Его призыв. В этом безмолвии есть некий суд над нами. Допустим, что человечески можно оправдать это безмолвие но оно остается безмолвием. Мы должны понять и пережить этот трагизм. Понять, что за ним лежит предельная индивидуализация, и пережить эту индивидуализацию, как наш личный грех перед Христом. Мы должны понять, что в Церкви нет священнодействий, которые совершаются сами по себе или над отдельными членами вне остальных членов, но что всегда и везде священнодействует Церковь как собрание народа Божьего. Спасение соделывается через благодать, которая есть дар Божий, и оно соделывается в Церкви, а не индивидуально, а если в Церкви, то через участие в Евхаристии «во оставление грехов». Единение со Христом совершается на Его Трапезе. Оно есть единение со всем Его Телом. Индивидуализируя Евхаристию, мы разделяем Его Тело, т. к. мы забываем об остальных его членах. В этом смысл несколько загадочных слов апостола Павла: «Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не различая тела» (1 Кор. 11:29). недостоинство состоит в том, что «каждый поспешает прежде есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается» (ст.21). Отделяя себя от других, он осуждает себя, т. к. отделяет себя от Тела. Единение со Христом есть единение со всеми верными, а единение со всеми верными есть единение с Ним. Нарушая одно, мы нарушаем и другое. Современная литургическая практика пришла в полное несоответствие каноническим постановлениям Церкви, которые остаются обязательными для всех членов Церкви, и которые никто и никогда не отменял. Нужно уяснить истинный Церковный, а значит Евхаристический путь спасения, путь установленный Господом на Тайной вечере, и не следовать ложным человеческим путем. Мы не должны ради человеческих отличий нарушать порядок, установленный церковными правилами. Если Евхаристический порядок установленный Господом на Тайной вечере, продолженный апостолами и св. отцами церкви, покажется кому-либо неблагочестивым, то я могу вновь сказать, что так было в апостольское время. Если этот порядок неблагочестив, то не неблагочестива ли сама Евхаристия, из природы которой этот порядок вытекает? Дело не только в том, чтобы отдельные члены Церкви чаще причащались, а в том, чтобы вернулось основное осознание Евхаристии как «Трапезы Господней», на которой все вместе причащаются всякий раз, когда она совершается. “Старайтесь чаще собираться вместе для Евхаристии и славословия Бога. Ибо если вы часто собираетесь вместе, то низлагаются силы сатаны”1»2. |
